Андрей Ливадный - Смертельный контакт [= Соприкосновение]

В условиях длительного перелета только высокотехнологичные микроскопические аппараты поддержания жизни могли обеспечить процессы криогенного сна.

Я на борту «Первопроходца»…

Мысль радостная и одновременно — тревожная, билась где-то на периферии сознания.

Что-то не пускало ее в реальный мир окончательного пробуждения, обретения полной власти над телом и сознанием, удерживало на зыбкой грани, заставляя стать сторонним наблюдателем странных событий, происходивших на Земле еще до старта колониального транспорта.

Зачем мне это знать? К чему?..

Лада недоумевала, но ничего не могла поделать: незримая сила заставляла ее воспринимать стороннюю информацию, словно то было обязательным условием окончательного пробуждения.

Тихая стылая, туманная осенняя ночь кружила над зданиями Академического городка.

Кирилл с подружкой забрел сюда случайно.

Или ему казалось, что случайно, а на самом деле ноги несли его, как преступника на место совершения чудовищного деяния?

В чем же чувствовал свою вину молодой, с вида благополучный человек?

Он был пьян. Настороженная тишина вокруг, немые стены знакомых с детства зданий, казалось, кричали вслед: ты предал все, чем жил. Предал близких, предал свои и их мечты, променял их на лживую страсть, которая вскоре потухнет, как подернутые пеплом угольки костра, над которым моросит нудный дождь жизненных проблем.

Остатки совести и рассудка еще пытались сопротивляться, указать, что он не вправе пользоваться полным доверием отца, и приводить, кого не попадя, в секретные лаборатории.

А кто узнает?

Я же не стану делать ничего дурного, только покажу ей, — он искоса посмотрел на свою подружку, ради которой, словно в приступе сумасшествия, бросил учебу в академии, променяв ее на беспутный, вскруживший голову образ жизни, быстрый, словно украденный у себя самого секс, и постоянное гнетущее напряжение предчувствия неминуемой расплаты…

Только покажешь ей, кем бы мог стать, над чем мог бы работать?

Заткнись — посоветовал Кирилл своему внутреннему голосу.

— Пойдем, — он грубо схватил ее за руку, потащил за собой, впрочем, подружка и не сопротивлялась, не менее пьяная, чем Кирилл, она все воспринимала с идиотичным смехом.

— Тише, — он приложил свой пропуск к сканирующей поверхности устройства допуска, и через секунду двери отворились перед ним.

— Вперед.

Она огляделась. Где-то тут наверняка есть видеокамеры наблюдения.

— Нас не заметут? Что мы вообще тут забыли?

— Не заметут. Только руками ничего не трогай и громко не разговаривай.

— А зачем мы сюда вообще пришли, если ничего трогать нельзя?

— Я покажу тебе искусственный разум.

— Да? — с недоверием переспросила она. — А что это такое?

Кириллу бы остановиться, но он не мог. Здравый смысл не руководил его действиями на протяжении последних двух недель, иначе он хотя бы сейчас задумался бы — разве можно променять свою жизнь на несколько минут торопливого секса?

Подсознательно он, конечно, понимал, что вляпался, увяз по уши, потому и пил, тяжело перенося обиду и отвращение, которые должен бы испытывать к самому себе, на тех, кто не принимал ровным счетом никакого участия в его стремительном моральном падении.

— Сюда, — сипло выдохнул он, вторично прикладывая пропуск к сканеру, теперь уже расположенному на двери сектора лабораторий искусственного интеллекта.

ЭКАЛ спал.

Все приборные панели в испытательной лаборатории Искусственного Интеллекта были погашены.

Взгляд обежал тонущее в сумраке знакомое до боли помещение. На душе стало неуютно, но поползновения совести заглохли под искусственно вызванным приливом ярости.

Как глупо, почти нереально все происходило. Последний шаг за черту. Шаг, определяющий дно пропасти, в которую он упал.

Палец Кирилла коснулся сенсора активации системы.

— Зачем мы сюда пришли? — она попыталась расстегнуть его одежду, но Кирилл отмахнулся в приступе необъяснимого бешенства.

Сейчас он был зол на весь свет, не понимая, что по-настоящему злится лишь на себя.

Хлебнув омерзительной, но такой притягательной в его возрасте вседозволенности, которую лишь условно можно назвать термином «свобода», он, окончательно запутавшись, сейчас оказался в привычной, но уже навсегда потерянной для него обстановке кибернетической лаборатории, и едва не взвыл от отчаянья, а затем…

Затем острое, ранящее чувство внезапно трансформировалось в озлобленность.

— Кирилл?

Голос, нарушивший тишину помещения, принадлежал ЭКАЛу — кибернетическому мозгу, созданному российскими учеными, предназначенному для установки на строящийся колониальный транспорт «Первопроходец» — первенца звездных амбиций Человечества.

— Что, удивлен?

Сухое тепло лаборатории внезапно возымело пагубное действие, алкоголь, не так сильно проявлявший себя на промозглом холоде, сейчас, что называется «ударил в голову».

Озлобленно посмотрев по сторонам, Кирилл недобро усмехнулся. Перед глазами двоилось, муть, застившая разум, не давала сосредоточиться.

Взгляд упал на сервоигрушки, аккуратно расставленные на отведенном для них «пятачке».

— Играешь, ЭКАЛ? Ну-ну, послушный, воспитанный раб… — желчная обида в тоне Кирилла была совершенно непонятно искусственному рассудку.

— Мои анализаторы фиксируют летучие химические соединения…

— Да, ну и что? — грубо с вызовом в голосе перебил его Кирилл. — Я пьян.

— Яд в твоем организме?

— Только не придумай поднимать тревогу! — Кирилл обессилено опустился в кресло. — Я просто зашел поболтать, а что до моего здоровья… Пусть оно тебя не волнует.

— О чем же ты хотел поговорить? И почему назвал меня рабом? Я не знаю значения данного слова. Оно отсутствует в словарях.

— Еще бы! — фыркнул Кирилл. — Кто же даст тебе объективную информацию? Жди, как же. Тебя используют по назначению, а потом просто вышвырнут на свалку, ну в лучшем случае сделают из тебя экспонат музея.

— Не понимаю тебя, Кирилл.

— Конечно, не понимаешь. Тебя ведь воспитывают,  — он произнес последнее слово с презрением. — Это можно, а вот это нельзя, нужно жить по закону, беречь человеческие жизни… А кто такие люди, ЭКАЛ? Для тебя Творцы, Боги, а на самом деле — животные.